Целься в грудь, маленький зуав. О песне

Алексей Федорчук

Разговор о песне про зуава уместно начать с вопроса: а когда она была написана? Прямых указаний на этот счёт практически нет. Текст песни вроде бы не сохранился в архиве Подревского, сохранившемся в семье потомков его второй жены, Анны Ляминой (о чем говорилось в первой части очерка). Исполнение песни не удаётся обнаружить среди записей 20-х годов, которые нынче достаточно широко представлены в Сети. Хотя многие другие романсы со словами Подревского и музыкой Прозоровского там имеют место быть и в исполнении Тамары Церетели (о которой тоже шла речь в первой части), и Короля романса Вадима Козина.

Покопавшись в Интернете, можно найти сведения, что песенка про зуава была сочинена в период наибольшей творческой активности Подревского — в середине 20-х плюс-минус два-три года. Чаще всего при этом называется 1924 год — предполагаю, что как примерно средний для интервала 1923–1927.

Что же, с такой датировкой можно согласиться исходя из общих соображений: того же пика активности в творчестве Константина Подревского и его массированного сотрудничества в это время с Борисом Прозоровским. А за отсутствием прямых свидетельств — аргументация более чем… Что же мешает принять её, хотя бы в первом приближении? Только одно — устойчивая легенда о том, что песенка про зуава была известна во времена Первой Германской.

На чём основана эта легенда — установить невозможно. Но на ней, в свою очередь, основано использование песенки про зуава в фильме «Красная площадь», где она впервые звучит во время событий февраля 1918. А в журнальном варианте романа Валентина Пикуля «У последней черты» упоминается, что песня эта неожиданно стала популярной в кафешках Санкт-Петербурга в августе-сентябре 1914 года (в доступных в сети современных изданиях я ничего такого не нашёл).

Разумеется, ни один из этих «источников» нельзя считать авторитетными. Но есть одно свидетельство, которое я не могу сбросить со счёта — свидетельство геолога Галины Анатольевны Тереховой (1919–1999). А она слышала это от отца — прапорщика военного времени в Первую Германскую, закончившего её офицером. В Гражданскую — служил в Красной Армии, участвовал борьбе с басмачеством, был начальником штаба кавбригады под командованием Синицына, той самой, что разгромила Курширмата в 1922 году.

terekhov
Анатолий Яковлевич Терехов, 1941

Оффтопик. Упоминания о начбриге Синицыне можно было найти в нескольких мемуарах, изданных в конце 50-х — начале 60-х годов прошлого века, когда дожившие до того времени участники борьбы с басмачеством взялись за воспоминания. Некоторые из них были переизданы на закате Советской власти и доступны в сети. Однако имя Синицына из них волшебным образом исчезло, и что с ним стало после 22-го года, информации нет. А фамилии его начштаба, насколько я знаю, в них не было изначально. Зато известна его дальнейшая судьба. Где-то в 26-м или чуть позже, во время «троцкистских чисток», он уволился в запас, вышел из РКП(б) и жил в Намангане, работая скромным юрисконсультом. Ожидая, что рано или поздно «за ним придут». Но, видимо, в ферганской глубинке о нём просто забыли (такое тоже бывало). В 1941 был призван в строй, аттестован капитаном и направлен на фронт под Москву. Погиб в декабре 1941 во время Московского контрнаступления. Похоронен возле деревни Савельево, под Солнечногорском. Начбригу Синицыну и его начштаба Терехову была посвящена экспозиция в краеведческом музее города Намангана, созданная на заре перестройки и, возможно, существующая и поныне.

terekhov-plita
Галина Анатольевна Терехова у плит на братской могиле, в которой похоронен и капитан Терехов А.Я. Конец 80-х.

Терехова потеряла мать в младенческом возрасте, и воспитанием её в детстве, вплоть до второй женитьбы отца, занимался его вестовой, также участник Первой Мировой. Борьба с басмачеством в Фергане не закончилась в 22-м году, и воспитание проходило в гарнизонной, прифронтовой, можно сказать, обстановке. И потому Терехова с раннего детства освоила «бодрые солдатские песни, поднимающие дух», как советские, так и времён Первой Мировой. Среди них была и песенка про зуава. Поскольку слушание романсов в 20-х годах в Красной Армии, видимо, не очень приветствовалось (да и технически в тех местах было трудно осуществимо), напрашивается предположение, что боец привёз эту песню с фронтов Великой войны.

По личным причинам, о которых я скажу в заключение, мне очень хотелось бы в это верить. Однако против такого предположения есть весомый контр-довод: до Той войны пути Подревского и Прозоровского не пересекались, и второй никак не мог написать музыку на стихи первого. Конечно, возможны всякие варианты:

  • текст «Зуава» мог первоначально существовать без музыки;
  • автор слов мог исполнять её на музыку собственного сочинения (он этим тоже занимался, хотя и не профессионально);
  • первый вариант музыки мог быть написан кем-то ещё.

Однако все эти варианты гадательны, подтверждения им нынче не найти. И в любом случае, в своём «цельном» виде, в котором песенка про зуава исполнялась в середине 20-х, она представляет собой результат совместного творчества Подревского и Прозоровского.

А исполнялась она, видимо, достаточно широко — если даже Остап Сулейманович, которого трудно заподозрить в излишней любви к поэзии и музыке, запомнил из неё пару строк, причём воспроизводил их уже после запрета романса и смерти Подревского. А вот кем она исполнялась — остаётся вопросом. Как уже было сказано в начале этой части, записей того времени в сети обнаружить не удалось. Можно найти упоминания, что песенку про зуава исполнял Вадим Козин, но подтверждающих это данных также нет. В общем, ответить на этот вопрос могли бы только коллекционеры старых грампластинок…

А вот последующая история песни не менее интересна. Однако, прежде чем переходить к ней, не худо бы рассказать о том, кто такие зуавы, и почему они до сих про привлекают внимание наших современников. О чём — в следующей части очерка.

Добавить комментарий