Викинги, которые были. Вопросы терминологии: бонды

Алексей Федорчук

В вопросах социальной терминологии Скандинавии Эпохи викингов общераспространённых предрассудков и заблуждений не меньше, чем в вопросе о самих викингах. Хотя здесь прямых сведений в источниках можно выкопать очень много — причём не только в источниках литературно-эпических, но и в сводах законов. Которые, хотя и были зафиксированы в письменной форме не раньше конца XI века, но сохранили целые напластования, унаследованные от более ранних времён. Лучше всего и в источниках, и в трудах историков Нового времени освещена социальная структура будущей Норвегии, однако, по всем данным, ни в Дании, ни в Швеции она ничем принципиально не отличалась.

Стержневым «сословием» во всех скандинавских странах были так называемые бонды. В исторических сочинениях, особенно отечественных, советского периода, их часто рассматривают как класс тружеников сельского хозяйства — аналог крестьян в государствах Западной Европы, и вообще «простых людей», хотя и лично свободных. Которые противопоставляются, с одной стороны, «аристократии» в лице херсиров, ярлов и конунгов, с другой — рабам (трэллям).

Нет ничего более неверного, чем такая точка зрения, хотя она и подкрепляется авторитетом одной из песен «Старшей Эдды» — «Песни о Риге». Которая, однако, является достаточно поздней (не ранее XIII века) и, с одной стороны, может отражать реалии времени, когда в Скандинавии действительно появляются черты сословного общества, а с другой — несёт на себе отчётливую печать «учёного сочинения». Существует даже мнение, что в «Песни о Риге» описывается не столько скандинавское, сколько ирландское, то есть кельтское, общество. Самое же главное — общество Скандинавии (конкретно — Норвегии и Исландии) в сагах и особенно в кодексах законов предстаёт совершенно иным.

Начать с того, синонимом термина «бонд» в источниках выступают такие слова, как «хольд» (haulldr), «одальсман» или óđalborinn mađr — «человек, рождённый с правом на одаль». Первое из них в современных германских языках имеет значение «герой», а в интересующую нас эпоху в Скандинавии имело несколько смысловых оттенков.

Во-первых, под хольдом подразумевали лично свободного человека, не связанного никакой формой зависимости ни с кем. Вероятно, это значение было близко к исходному. Так, согласно договорам между Исландией и Норвегией, действовавшим в XI–XIII веках, любой лично свободный исландец, приехавший в Норвегию, «по умолчанию» имел статус хольда в течении трёх лет, после чего тем или иным образом вписывался в структуру норвежского общества. Это рассматривается как свидетельство того, что в IX веке, в период заселения Исландии, понятия «хольд» и «бонд» были связаны тождественным равенством.

Во-вторых, хольдом называли человека, не состоящего на службе кому бы то ни было. Так, один из персонажей «Саги об Эгиле Скаллагримсоне», по имени Бьёрн, отказался идти на службу к «объединителю» Норвегии Харальду Харфагру, и потому его прозвали Бьёрном Хольдом — в русских переводах Бьёрн Свободный, в оригинале так:

Björn hlaut annan bústað, góðan ok virðiligan. Gerðist hann ekki handgenginn konungi. Því var hann kallaðr Björn hölðr.

И в-третьих, в норвежских кодексах законов хольд — это полноправный бонд, владеющий одалем и самодостаточным хозяйством, являясь полным дублёром одальсмана или «человека, рождённого с правом на одаль».

Ключевым во всех этих определениях является слово «одаль». Это — неотчуждаемая земельная собственность, принадлежащая кругу кровных родственников, хотя реально владел ей обычно один или два его представителя. Одаль не подлежал свободной продаже — текущий его владелец обязан был сначала предложить его своим «коллегам по одалерождённости». Нельзя было его и подарить — даже передать в дар церкви после христианизации Норвегии.

Как уже отмечено, в каждый момент времени одаль принадлежал одному конкретному человеку или нескольким людям — например, родным братьям. Однако потенциально владельцем одаля мог стать любой из кровных родственников владельца (или владельцев), имеющих на него право по рождению — он мог унаследовать его как выморочное имущество, или купить одаль по закону. Например, если фактический владелец одаля переселялся из Норвегии в Исландию и распродавал свою недвижимость — такие случаи для периода первозаселения этой страны неоднократно упоминаются в сагах.

Круг «рождённых с правом одаля» очень сильно пересекается (судя по норвежским законам, чуть ли не до полного тождества) с кругом лиц, имеющих право требовать и получать виру за убитого родственника, или мстить за него родственникам убийцы, связанным с ним аналогичными отношениями (не обязательно ему самому — но это будет предметом отдельного разбирательства в субцикле о мочилове).

Право на одаль подтверждалось одним-единственным способом — свидетельскими показаниями, что предки данного лица владели землёй испокон веку. Теоретически — от «сожжений и курганов», то есть от первопоселения в рассматриваемых местах некоей группы людей (народа или племени). Практически, однако, согласно норвежским законам, достаточно было перечислить шесть (по законам Гулатинга) или даже четырёх (по законам Фростатинга) поколений владельцев, включая поколение текущее. Впрочем, при тогдашней средней продолжительности жизни 4–6 поколения (грубо округляя, лет 100–200) были фактически эквиваленты «незапамятным временам». Ведь свидетели, чьими показаниями обосновывалось право на одаль, должны были иметь тот же статус бондов и, соответственно, столько же предков, владеющих соседними участками земли.

Одаль представлял собой не только земельный участок, более или менее обширный, но и всё сопряжённое с ним хозяйство — жилые и хозяйственные строения (то, что обычно называется двором или хутором), пашни и сенокосы, пастбища, домашнюю скотину etc. И, разумеется, один отдельно взятый одальман тянуть такое хозяйство без посторонней помощи не мог. Хотя, как правило, активно им занимался. Но, как будет показано со временем, грубой физической работы не гнушались и представители скандинавской «аристократии» — херсиры, ярлы и даже конунги.

Однако жизнь бондов (и тем более «аристократов») не исчерпывалась крестьянствованием: они были обязаны участвовать в местном самоуправлении (локальных и областных тингах), отправлении языческого культа, тесно сопряжённого в ту пору с большими пьянками, «всенародном» ополчении (лейданге), связанном с постройкой и содержанием боевых кораблей. Кроме того, именно бонды составляли костяк отрядов, отправлявшихся в викинги за поживой. Вспомним слова Альвира с острова Хисинг:

— На один (корабль) я посажу своих домочадцев, на другой — бондов.

Но военное и тем более военно-морское дело требовало обучения и поддержания «спортивной формы». Без этого отряды скандинавов, достаточно малочисленные (о чём будет отдельный разговор), не могли бы показать себя в боях с формирующимся в Западной Европе профессиональным конным рыцарством (milites) так, как они себя показывали. Наконец, не пренебрегали бонды и торговыми поездками, которые по обстоятельствам часто переходили в военные действия (и наоборот).

Таким образом, времени на собственно крестьянский труд у бондов — владельцев одалей, оставалось не так уж и много. И потому существенная (а скорее всего, основная) нагрузка по ведению хозяйства ложилась на плечи прочих категорий трудящихся, о которых будет рассказано в следующем очерке.

Оглавление цикла

Добавить комментарий