Викинги, которых не было

Алексей Федорчук
Полная версия целиком

Вкруг слова «викинг» мифов, легенд, сказок, предрассудков и просто банальных домыслов накручено, наверное, побольше, чем вокруг слова «русь». Причём с гораздо меньшими на то основаниями. От времён, когда слово «русь» употреблялось в собственном смысле, до нас действительно почти не дошло письменных свидетельств, да и от более поздних времён их не густо. А вот от эпохи употребления слова «викинг» как определённого термина — их имеется достаточное количество. Не случайно эта эпоха так и называется — Эпоха Викингов.

Хронологические рамки Эпохи Викингов традиционно определяются в диапазоне от 793 до 1066 года. Началом её считается нападение скандинавов, вероятно, выходцев из будущей Норвегии, на монастырь Линдисфарн в Нортумбрии, завершением — 1066 года, когда в битве при Стэнфордбридже в той же Нортумбрии гибнет Харальд Хардраде (адекватным переводом его прозвища было бы нечто вроде «Крутой пахан»), последний «викинг» на престоле Норвегии.

Внутренним стержнем Эпохи Викингов, согласно общераспространённым взглядам, были регулярный набеги скандинавов (норвежцев, датчан и, иногда, даже разных там прочих шведов) на так называемые цивилизованные страны Западной Европы. Точнее, на страны христианизированные — почему в западноевропейских источниках участники этих набегов и предстают исчадиями ада и обзываются всякими прочими не очень хорошими словами.

Из хронологических ограничений Эпохи и определения сферы деятельности её основных участников очевидна условность и того, и другого. Но к вопросу этому я ещё вернусь. Потому что сейчас первоочередной вопрос, определяющий всё дальнейшее — как соотносились мероприятия Эпохи, то есть походы, с их участниками.

Так вот, в западноевропейских источниках, из которых мы в основном и знаем событийную канву Эпохи, мероприятия скандинавов не назывались никак, кроме обычных терминов «нападение», «набег» и тому подобными словами, какими именовали и аналогичные деяния соотечественников. А вот для участников предприятий специальные имена были. Наиболее распространёнными из них (и, видимо, наиболее универсальными) были — «норманны» или «даны».

С первым из имён всё ясно — набеги совершались из земель, лежащих более или менее к северу от «цивилизованного» (то есть христианского) мира. Со вторым — немного сложнее. По одной версии, всех северных находников обобщённо называли данами (aka датчанами), потому что именно с выходцами из Дании западноевропейцы столкнулись первыми. По второй — потому что именно Датское королевство первым среди будущих скандинавских стран оформилось как государственное образование. По третьей — потому что среди нападавших численно преобладали даны (или подданные датской королевской династии).

Все три версии обоснованы (или не обоснованы) в равной степени. Хотя кем были ребята — участники первого исторически засвидетельствованного набега скандинавов на Западную Европу, неизвестно (о чём речь впереди), но в первые годы Эпохи больше всего сведений сохранилось о столкновениях франков империи Карла Великого именно с датчанами короля Готфреда и его ближайших преемников и продолжателей его дела.

И действительно, Датское королевство, возглавляемое легендарной (или мифической) династией Скьёльдунгов, в начале Эпохи Викингов было просто единственной политической реальностью. Ибо земли будущей Швеции уже несколько веков пребывали в разброде и шатании после кратковременного существования так называемой Державы Инглингов (если последняя существовала в исторической, а не мифологической системе измерений).

Что же до Норвегии, то её тогда просто не существовало от слова «вообще». На территории будущего государства с этим названием располагалось бессчётное количество фюльков со своими правителями. Имя же Norðrvegr, то есть «Путь на Север», видимо, возникло в IX веке, примерно одновременно с аналогичными именами путей «Из варяг в греки» и «Из варяг в хазары». Правда, варягов тогда тоже, скорее всего, ещё не было, но это — отдельный сюжет, хотя и сильно переплетающийся с нынешним. А в контексте последнего важно, что путь этот обозначал именно вектор движения, но никак не государственное образование. Которое, собственно, и возникло вследствие желания отдельных товарищей контролировать соответствующий путь на предмет снятия сливок, пенок и тому подобной сметаны с этого высококультурного начинания.

Наконец, в пользу третьей версии говорят современные палеодемографические подсчёты: мобилизационный потенциал Дании в Эпоху Викингов (ориентировочно 70–80 тысяч человек) был равен или превосходил таковой будущих Швеции и Норвегии, вместе взятых (столь же ориентировочно — 30 и 30–40 тысяч, соответственно).

Кроме более или менее универсальных именований скандинавов — участников походов на Европу, были и имена локальные. Например, в германоязычной части Империи франков их называли аскеманнами, в Ирландии — фингалами и дубгалами, а в Мавританской Испании — так вообще язычниками-русами («аль-маджус, именуемые ар-рус»), но это совсем отдельная тема.

А в контексте данного сюжета интересно одно: ни в одном западноевропейском источнике, аутентичном Эпохе Викингов, слово «викинг» не появляется ни в каком смысле. Впервые его можно найти (применительно к людям) в четвёртой книге «Деяний Гамбургских понтификов» Адама Бременского, то есть не ранее 1075 года, где по этому поводу говорится примерно следующее:

Сами же пираты, которых там называют викингами, а у нас аскоманнами, платят дань датскому королю, за что тот позволяет им грабить варваров, в изобилии обитающих вокруг этого моря.

Однако очевидно, что это источник достаточно поздний и чужеземный. А ведь на родине северных находников наверняка славили своих героических бандитов. И уж там-то мы найдём всю правду об этой славной странице скандинавских народов, не так ли?

И действительно, в аутентичных эпохе скандинавских источниках (а это исключительно рунические надписи) слово «викинг» встречается достаточно часто. Однако — в виде существительного женского рода, обозначающего само предприятие, то есть набег или поход, обычно в контексте:

Такой-то (или такая-то) установил (а) этот камень по такому-то, погибшему в викинге.

И ни разу (в скобках прописью — ни разу) это слово не применяется к людям — участникам похода.

Здесь уместно сказать пару слов о происхождении этого слова. По поводу чего существует три гипотезы. Первая возводит его к области Вик в Юго-Восточной Норвегии, располагавшейся вокруг Осло-фьорда. Однако ни в одном источнике жители Вика так не называются: имя им — виквэринги или, более узко, вестфольдинги (что интересно, осфольдингов в источниках тоже вроде бы не найти).

Вторая гипотеза возводит викингов к более общему термину — vik, залив или, скорее большой фьорд. То есть интерпретируется как «человек, прячущийся в заливе» ­— кровожадный пират, поджидающий там своих жертв. Однако, как резонно заметил некогда Гуревич, это было бы куда более применимо к «мирно пашущим» купцам — а в контексте рунических надписей викинг как предприятие довольно чётко отделяется от торговой поездки. Ну а главное возражение, конечно, то, что в Эпоху Викингов слово «викинг» к людям не применялось.

Так что, методом исключения, самой вероятной представляется третья гипотеза, производящая слово «викинг» от глагола vikja — «поворачивать», «отклоняться». И соответствующее отглагольное существительное применительно к предприятию по русски можно передать чем-то типа «сходить на сторону». А применительно к человеку — «ходок налево».

Применительно к людям слово «викинг» в изобилии встречается в исландских сагах. Конкретней, в тех их разновидностях, которые называют «Сагами об исландцах» (или «Родовыми сагами») и «Сагами о древних временах». И те, и другие были записаны (а, по мнению многих специалистов в данном вопросе, и созданы) не ранее XIII века, а «Саги о древних временах» — в основном и XIV.

Примечательно, что «викинги» в сагах появляются при описании событий, происходивших «когда-то давно» (минимум за пару веков до фиксации в источниках) и «где-то далеко», за пределами не только Исландии, но даже и Норвегии. И роль их, как правило — быть антагонистами героям саг: последние доблестно сражаются с ними, отнимая у тех награбленное добро. То есть выступают своего рода экспроприаторами экспроприаторов. Но проагонистов саг «викингами» не называют никогда. Разве что, и очень редко, так именуют прародителей некоторых исландских родов и предков героев саг, вроде Греттира.

Характерно, что, когда речь заходит о «викингах», в ткань реалистических саг вплетаются всякого рода сверхъестественные мотивы. Очень показателен в этом плане фрагмент «Саги о Ньяле», описывающий битву при Клонтарве и предшествующие ей события: в нём Бродиру, предводителю «викингов», союзнику «роковой женщины» королевы Кормлёд, приданы вообще демонические черты.

А вот предприятия, именуемые «викингскими походами», в сагах описаны очень реалистично, даже, можно сказать, буднично. Вот характерный пример из той же «Саги о Ньяле»:

Гуннар уехал из Исландии вместе со своим братом Кольскеггом. Они приплыли в Тунсберг и пробыли там всю зиму… Халльвард спросил Гуннара, хочет ли он посетить ярла Хакона.

— Нет, не хочу, — ответил Гуннар. — У тебя есть боевые корабли? — спросил он потом.

— У меня их два, — ответил тот.

— Тогда я хотел бы, чтобы мы отправились в викингский поход (в оригинале — færum í hernað, «сходить повоевать»), — сказал Гуннар, — и набрали людей для этого.

— Согласен, — ответил Халльвард.

Затем они поехали в Вик, взяли оба корабля и снарядились в путь. Набрать людей им было легко, потому что о Гуннаре шла добрая слава.

— Куда ты направишь путь? — спрашивает Гуннар.

— На остров Хисинг к моему родичу Альвиру.

— Зачем он тебе? — говорит Гуннар.

— Он хороший человек, — отвечает Халльвард, — он даст нам подмогу для похода.

— Тогда поедем к нему вдвоем, — говорит Гуннар.

Как только они снарядились в путь, они поехали на остров Хисинг, и их там хорошо приняли. Совсем недолго пробыл там Гуннар, как успел очень понравиться Альвиру. Альвир спросил, куда он собирается. Халльвард сказал, что Гуннар собирается в поход, чтобы добыть себе богатство.

— Это безрассудная затея, — сказал Альвир, — у вас недостаточно людей.

— Ты можешь дать нам подмогу, — говорит Халльвард.

— Я дам подмогу Гуннару, — говорит Альвир. — Хоть ты и приходишься мне родичем, я верю в него больше, чем в тебя.

— Что же ты дашь нам в подмогу? — спрашивает Халльвард.

— Два боевых корабля, один с двадцатью, другой с тридцатью скамьями для гребцов.

— А кто будет на этих кораблях? — спрашивает Халльвард.

— На один я посажу своих домочадцев, на другой — бондов.

А далее начинается знаменитый рейд Гуннара в Восточные земли, принесший ему славу самого храброго человека в Исландии и, согласно «Саге о Ньяле», авторитет при дворах конунга Дании и ярла Норвегии. Причём сражались его бойцы исключительно с «викингами»,

и всюду одерживали победы.

Сага ни разу не упоминает об ограблении Гуннаром обычных купцов (то есть о пиратстве в узком смысле слова) и, паче того, прибрежных жителей. И не потому, что это считалось предосудительным: «Сага об Эгиле», другом культовом герое Эпохи, пестрит подобными эпизодами. Нет, причина, видимо — банальный рационализм: чем крохоборствовать мелкими грабежами, долго, нудно и хлопотно, проще и доходнее грабануть тех, кто всю скучную работу по первичному накоплению добра уже выполнил.

То есть мы видим экспроприацию экспроприаторов в чистом виде. Правда, здравомыслящие авторы саги не опускаются до таких глупостей, как раздача награбленного бедным. Однако отмечают, что Гуннар щедро награждает своих наводчиков, пособников и снабженцев, во-первых. А во-вторых, также без жлобства делится с датским конунгом и норвежским ярлом — какими ни какими, пусть хреновыми, а всё-таки гарантами правопорядка в своих странах.

Описанные события происходили в начале второй половины X века (гибель Гуннара традиционно датируется примерно 980 годом), когда самодеятельные походы-викинги если не становились анахронизмом, то явно шли на спад. А вот в первых частях «Саги об Эгиле» говорится о зените скандинавской экспансии — второй половине IX века. Однако сами предприятия описаны столь же обыденными словами. Например, такими:

Жил человек по имени Ульв… В молодости он ходил в викингские походы. У него в то время был товарищ, которого звали Кари из Бердлы… У них с Ульвом был общий кошелек, и они крепко дружили. А когда они оставили походы. Кари поехал в свою вотчину в Бердлу… У Кари было трое детей. Одного его сына звали Эйвинд Ягнёнок, другого Альвир Хнува, а дочь — Сальбьёрг. Она была женщина видная собой, и работа у неё спорилась. Сальбьёрг стала женой Ульва. Он тогда также поехал к себе домой. У него было много земли и добра. Как и его предки, он стал лендрманном и могущественным человеком.

Здесь заслуживает внимания два момента. Во-первых, в оригинале «викингские походы» опять-таки называются réðust úr hernaði — «сходить на войнушку». Во-вторых, применённый к нему термин «лендрман» — анахронизм: титул этот появляется не ранее XI века. Ульв же был херсиром (далее в саге один из его «коллег», младших ему по возрасту, но равных по положению, так и называется). Херсир же — родовой предводитель одной из областей, входивших в фюльк, каковой в то время был самостоятельным «королевством», которым правил конунг. В частности, Ульв был одним из херсиров в фюльке Фирдир.

Однако посмотрим, что было дальше:

У Квельдульва (Квельдульв — «вечерний волк», прозвище Ульва, которого считали оборотнем) с женой было два сына. Старшего звали Торольв, а младшего Грим. Они выросли оба такими же высокими и сильными, как отец. Торольв был человек красивый, умный и отважный. Он походил на своих родичей со стороны матери, был очень весёлый и деятельный, за все брался горячо и рьяно. Его все любили. Грим, черноволосый и некрасивый, был похож на отца видом и нравом. Он много занимался хозяйством, был искусен в работах по дереву и железу и стал в этом деле большим мастером. Зимой он часто ходил на паруснике с сетями ловить сельдь, и с ним многие его домочадцы.

Когда Торольву исполнилось двадцать лет, он собрался в викингский поход. Квельдульв дал ему боевой корабль. Тогда же снарядились в путь сыновья Кари из Бердлы — Эйвинд и Альвир. У них была большая дружина и еще один корабль. Летом они отправились в поход и добывали себе богатство, и при дележе каждому досталась большая доля. Так они провели в викингских походах не одно лето, а в зимнее время они жили дома с отцами. Торольв привёз домой много ценных вещей и дал их отцу и матери. Тогда легко было добыть себе богатство и славу.

Здесь важно заметить, что сага прямо говорит: Торольв был старшим сыном Квельдульва. Потому что многие известные скандинависты, включая и наших великих — Гуревича и Лебедева, почему-то упорно считают его сыном младшим. На основании чего делаются всякие далеко идущие выводы о том, что в викинги ходили младшие сыновья, обделённые наследством. Между тем, если не вычитывать из «Саги об Эгиле» того, чего в ней нет, становится ясным, что различие поведения сыновей Квельдульва — сугубо их индивидуальные особенности.

А если вспомнить ещё и норвежские и исландские законы, сохранившиеся во множестве вариантов, в которых нет ничего подобного майорату Западной Европы (наследство делилось между всеми детьми примерно поровну, включая и дочерей), то очевидно: тогда, как и ранее, и позднее, были как любители «с перепою мечом помахать», так и люди, предпочитающиеся относительно мирное хозяйствование. Причём с воинской доблестью это никак не коррелировало: когда дело дошло до мести за Торольва, убитого по приказу Харальда Харфагра, будущего первого короля Норвегии, домосед Скаллагрим («Лысый Грим» — опять же прозвище, под которым он вошёл в историю) показал себя ничуть не худшим бойцом, нежели его отец и старший брат, изрядную часть жизни проведшие в походах, а Торольв — ещё и на королевской службе.

Можно привести ещё множество примеров карьеры отдельных «викингов» — но тогда проще было бы процитировать несколько саг об исландцах целиком. А думаю, что заинтересованный читатель и сам справится с их прочтением — ныне изрядная часть саг всех разновидностей доступна в русском переводе. Нужно только внимательно их читать — во-первых, и не вычитывать из них того, чего в них нет, во-вторых.

А нет в сагах ни малейших свидетельств существования «викингов» в виде какой-либо касты, сословия или хоть как-то оформленной консорции: это никакие не герои-воители, и,напротив, вовсе не бомжи-маргиналы с врождёнными криминальными наклонностями. Напротив, из них очевидно, что в военных походах принимали участие самые обычные люди разного происхождения и социального статуса — от родовых предводителей до так называемых домочадцев. Причём не нужно думать, что последние — это какие-то бессловесные рабы, которых гнали на убой. Нет, в источниках их часто именуют хускарлами, или домашней стражей. Это люди, в силу разных причин не имеющие, в отличие от бондов, своего полноценного домашнего хозяйства (наследственной земли, двора, скотины), и потому поступающие на службу херсирам, а позднее могучим бондам и лендрманам.

Так что для участия в викингах необходимым и достаточным было два условия — возможность и желание. С возможностью, то есть наличием вооружения и воинской подготовки, никаких напрягов не было: каждый полноправный мужчина-бонд по закону обязан был иметь полный комплект так называемого «народного оружия» (folkvapn): лук, копьё, меч и боевой топор, щит и шлем.

Разумеется, практика наверняка не всегда согласовывалась с теорией. В частности, возникают большие сомнения в обязательности наличия в этом комплекте меча (часто заменяемого боевым ножом — скрамасаксом) и лука. Лишь два персонажа саг вошли в них как герои-лучники. Интересно, что они случайно (?) носили одно и то же имя: это были Гуннар, сын Хлив, и Гуннар из Хлидаренди. Причём нельзя исключить, что второй обучился этому искусству во время своего Балтийского рейда.

Более того, в сагах постоянно встречаются указания на поголовную вооружённость населения мужеска пола: обладателями таких составляющих «народного оружия», как копьё, боевой топор и скрамасакс (в русских переводах его часто обзывают «коротким мечом»), сплошь и рядом оказываются люди сомнительно-полноправного статуса, а то и несомненно рабского.

Что же до умения пользоваться «народным оружием», то в сагах оно как-то подразумевается по умолчанию. В отличие от ирландских скел, скандинавские источники не сохранили рассказов о том, как проходила воинская подготовка будущих «викингов» (вспомните «курс молодого бойца» в скеле «Похищение быка из Куалнге»). Но все их косвенные свидетельства не оставляют сомнений в том, что таковая имела место быть, и на уровне не дворово-хулиганском, а вполне системном (типа довоенного нашего ОСОАВИАХИМ’а или сдачи норм ГТО).

Несколько большие требования предъявлялись, разумеется, к организаторам походов: от них требовалось ещё и наличие боевых кораблей. Однако это — тоже не бог весть какое препятствие: в «государственное» время Норвегия делилась на «корабельные округа», объединявшие, как правило, жителей побережья одного фьорда. которые сообща строили такой корабль, обеспечивали его support и комплектование командой. И есть очень обоснованное мнение (и не только моё — но обоснование его приводить здесь неуместно), что эти округа напрямую наследуют традиции Эпохи Викингов. А фигурирующие в источниках херсиры, позднее могучие бонды и лендрманы — не более (хотя и не менее), чем организаторы корабельного производства. Причём, ввиду отмеченной только что поголовной вооружённости «граждан» — именно организаторы, а не понуждатели. А возможно, как показывает пример Скаллагрима Квельдульвсона, и главные исполнители «народного техзадания».

Остаётся рассмотреть второе необходимое из достаточных условий: желание. А за ним дело тоже не заржавело. Нападение на монастырь Линдисфарн, считающееся началом Эпохи Викингов, показало, что в западноевропейских землях есть много всякого добра. И добра, очень плохо охраняемого. Так что от желающих подправить (или улучшить) своё материальное положение и общественный статус в Скандинавии IX века, вероятно, отбоя не было. Так что достаточно было херсиру — распорядителю кораблей — кликнуть клич… И, если только он не «ославился» какой-либо отменной неудачливостью, то на зов его сбегались и сыновья добропорядочных бондов, желающие потешить удаль молодецкую (да заодно и прибарахлиться), и их челядинцы — лично свободные люди, имеющие оружие (и умеющие с ним обращаться).

С этого и начинается Эпоха Викингов. Дальше происходили события, вполне реконструируемые с помощью логики — но об этом я расскажу как-нибудь в другой раз. Как и о том, что недовоговорено в этом очерке — а в нём каждый второй абзац мог бы быть темой для очерка самостоятельного.

Post Scriptum. Догадливый читатель, наделённый солдатской смекалкой, наверняка понял, что в этом очерке и во всех прочих, восходящих в Варяго-русский цикл, слово викинг без кавычек относится к историческим военным предприятиям скандинавов, а «викинг» в кавычках — к их псевдоисторическим, мифическим, а то и просто сказочным участникам.

Оглавление цикла

Викинги, которых не было: 10 комментариев

  1. Где-то читал, что слово «вик» переводится примерно как «военный поход, эксредиция».
    А так да, профессии «викинг» как таковой не было.

  2. Следовательно: «викинг», то же что и «крестоносец», который на самом деле называл себя «паломником в Святую землю», а крестовые походы соответственно «паломничеством»?

  3. vadim, да, аналогия имеет место быть :)
    Кстати, прозвище норвежский короля, которого в русских изданиях называют Сигурдом Крестоносцем, более точно переводится как «Путешественник в Иерусалим» (Jórsalafari)

  4. Мне действительно было бы очень приятно увидеть ответ автора на комментарий выше. Даже если ответ будет «сам дурак» как на мой предпоследний комментарий

  5. yoshakar, а что тут ответишь? А в других местах написно другое :)
    А по поводу глагола и существительного — в тексте сказано.

  6. Просто там приведена фотография рунической надписи с переводом, содержащим слово «викинг» в качестве существительного, и утверждается, что надпись современна эпохе викингов. И это, соответственно, входит в решительное противоречие с вашим утверждением «в аутентичных эпохе скандинавских источниках (а это исключительно рунические надписи) слово «викинг» встречается достаточно часто. Однако — в виде существительного женского рода, обозначающего само предприятие».

    Поэтому и хочется понять — то ли там перевод кривой (или хотя бы сомнительный), то ли ваш источник неверен.

  7. yoshakar, увы, про надпись сказать что-то определённое трудно:

    • авторство не указано,
    • первоисточник — не указан,
    • прорисовки надписи — нет (обычно в публикациях принято давать, потому что прочтение часто неоднозначно),
    • местонахождение — не указано,
    • датировка — не указана.

    Так что можно только гадать… Судя по ссылке на бога — время уже христианское. А если надпись из Средней Швеции — то это вполне может быть уже и XII век.
    Попробую на досуге поискать исходник, конечно.
    Но на такую надпись в таком переводе никто из специалистов не ссылался. А занимались руническими надписями вполне профессионально — ох как много народа…

  8. Большое спасибо за статью ! Столько времени сьзкономил . И столько узнал .

Добавить комментарий